Винтаж – это не просто модная фишка. Человек, покупая старинную вещь, на самом деле покупает нечто нематериальное. Чувство. Эмоцию. Историю.

Эти вещи обладают не только ле­гендой, но и необыкновенной те­плотой. Они способны нас изме­нить. Мы лучше узнаем историю человечества – через них.

Ин­терес к винтажным штукам при­вел к рождению целого пласта коллекционеров и любителей. Са­мая авторитетная фигура среди них – историк моды Александр Васильев.

Васильев – сама элегантность. В шарфе. Перстнях, жакете, по­хожем на камзол. Две робкие ста­рушки вдвоем вручают Василье­ву одну большую роскошную изумрудного цвета шляпу. «Боже мой! Это 29-й год! И в прелестном состоянии. Мамина?» – вскрики­вает Васильев. Старушки кивают, рады. «Видите, вещи ко мне сами в руки идут,  они ме­ня любят, вещи».

Сбор металлолома

С любви и началась ваша знаме­нитая коллекция?

Конечно. Когда в 60-х годах в Москве сносили старые дома, людей выселяли в «хрущобы», они остервенело избавлялись от ста­ринных вещей. Не слишком переживая по поводу того, что в шко­ле меня дразнили помоечником, я лазил по развалинам домов на Арбате и Остоженке, искал «со­кровища». И находил.В восемь лет мне удалось отыскать ико­ну святого Николая Чудотворца. Это была моя первая настоящая находка. Но вообще-то я собирал все подряд: жестяные коробки от монпансье, платья, кружева, оч­ки, перчатки, чугунные утюги, дверные ручки, альбомы с фо­тографиями, глобусы, учебники, театральные программки, трам­вайные билетики – все это было никому не нужно. На помойках редко можно было найти эксклю­зивные вещи. Но я находил и аль­бомы, и даже мебель карельской березы – выкидывали-то что по­пало. Еще давал объявления, и все старушки сносили мне лор­неты и веера.

То есть СССР был богатой винтажной базой?

Не забывайте, что винтажная мода процветает только в стра­нах с богатой материальной куль­турой. Материальная культу­ра – это история быта. СССР не была таковой – все нуждались, в основном люди жили в комму­нальных квартирах, потом – в од­нокомнатных, двухкомнатных, в хрущевках. Понимаете, места не было, и не было моды на старое – все это считалось мещанством. Шла борьба с излишествами – так уничтожалось наследие царского режима. Люди без души относи­лись к старым вещам.

Киностудии, театры скупа­ли вещи для реквизита, костю­мерных по дешевке. Я сам рабо­тал в театре на Малой Бронной, нам старушки приносили круже­ва, шляпы и перья. Был тариф -3,5 и 10 рублей, не выше. Поэтому большую часть винтажа приво­зят из Америки, где не было войны. Их никогда не бомбили, и там огромные запасы одежды. Хотя американский вкус очень силь­но отличается от европейского. В США есть желание погонно­го метра и сделать что-то поде­шевле, но чтобы выглядело хоро­шо – у них особый стиль. Я их не ругаю, они тоже создали гени­альную культуру. Все-таки кино Голливуда – это одно из сокро­вищ XX века. Вы можете любить его или не любить, оно есть.

И насколько велика ваша коллекция теперь?

Около 10 тысяч платьев, обу­ви, шляп, зонтов, вееров, сумок. Для частной коллекции это мно­го. Для сравнения: в Парижском музее моды только платьев 42 ты­сячи! Я планирую открыть в России музей моды, но пока это толь­ко на уровне разговоров.

А какие блошиные рынки луч­шие в Европе?

В Париже я живу не так дале­ко от подобного местечка – Ванв: этот рынок, хотя и небольшой по размеру, но для меня очень цен­ный. Я бываю там почти каж­дую субботу, знаю всех продав­цов, они, в свою очередь, знают мой вкус. В Лондоне я давно об­любовал рынок Портобелло, ве­щи викторианской эпохи лучше покупать именно в Англии, по­тому что там они сохранились лучше, чем, скажем, во Франции. В Буэнос-Айресе хожу на рынок Сантельмо, в Мадриде есть бло­шиный рынок Растре, но он ужа­сен. В Шотландии часто бываю на Баррасе.

Термиты Латинской Америки

А если говорить о сохранности вещей, где лучшие экземпляры в мире?

В Англии, конечно, больше все­го сохранилось одежды. Потому что англичане – известные кон­серваторы. Они-то живут в кот­теджах, и у них есть такая вещь, как чердак, который во Франции немыслим. Туда они все и сно­сят. Потому что англичанин ра­чителен по своей натуре и всег­да думает: а вдруг пригодится? Проходит сто лет – и вещь вос­требована. Во Франции это труд­нее, потому что в основном все жили в квартирах. И это страна, которая долгое время модой пра­вила – они не любят подолгу хра­нить старую одежду. Вышла из моды – вон. А сейчас они вообще модно не одеваются.

В Германии почти ничего не сохранилось из-за войны. В Ита­лии – неплохо, в Испании – то­же кое-что. Но все-таки Англия и Франция – это крупнейшие ме­ста. Немножко – Бельгия, хотя там вкус провинциальный.

А на другом полушарии?

Мексика, Венесуэла, Брази­лия, Уругвай и Аргентина были поставщиками и мяса, и нефти, и чего угодно, там были филиа­лы домов моды. Вот, например, Дом моды Пакен имел филиал в Буэнос-Айресе, а Диор – в Лиме, Перу, Каракасе, Венесуэле. Там можно найти немало дизайнер­ских вещей с грифами. Но есть большая проблема, о которой вы не знаете, – в тропиках живут термиты, огромные муравьи, ко­торые проедают в одежде дырки значительных размеров.

Больше, чем моль?

Больше! В Южной Америке сплошь и рядом встречаются ве­щи, прорешеченные термитами. Посмотрите на фотографии. Вот недавно я купил архив Кристиа­на Диора в Перу, так он был прое­ден термитами насквозь.

А как на Кубе в этом отноше­нии обстоят дела?

На Кубе был Фидель Кастро и железный занавес. Они все пе­реносили и перешили, потому что у них оборвалась материаль­ная культура. Вот я часто рабо­таю в Прибалтике, там прекрас­но представлен период меж войн, особенно ар-деко. Но как только начинаются 40-е годы – зияющая пустота на долгое время. А этот период – как раз и на Кубе. Во Франции был знаменит Дом мо­ды Феликса Юсупова, «Ирфе», ко­торый сейчас в России воссозда­ют – есть один банкир, который вложил деньги, чтобы открыть новый «Ирфе» в Москве. Так вот, «Ирфе» имел филиал в Гаване в 20-е годы. И, как ни странно, на Кубе сохранились счета, бумаги Дома моды.

Пелерины дома Романовых

Вы помните свою самую удач­ную покупку?

Сундуки генеральши Самсоновой, урожденной Налбандовой. Я ахнул: передо мной была коллекция вещей начала XX ве­ка, которые никто не носил, не перешивал, не стирал – бесцен­ные экспонаты с марками тог­дашних Домов мод. Генераль­ша, оказавшись в эмиграции, все надеялась, что катастрофа с большевиками скоро кончится, и велела держать свой гардероб за­пакованным в сундуки на случай возвращения.

И А есть в вашей коллекции какой-нибудь раритет из дома Романовых?

Да, у меня есть вещи из дома Романовых и из Зимнего дворца. Пелерины. В основном, это вещи, связанные с Марией Федоровной, супругой Александра III. У ме­ня есть коллекция ее носовых платков с вензелем и короной. И огромное количество фотогра­фий и даже автографов: напри­мер, автограф Марии Павловны Романовой, создательницы До­ма моды «Китмир», на ее книге, которая называется A Princess in Exile – «Княгиня в изгнании».

А в вашей практике были какие-то ошибки?

Крупно я ошибся только раз. Купил настольную подставку для книг – двух львов – XIX ве­ка, как меня уверяли. Выясни­лось, что это была прессованная каменная крошка, которую дела­ют сейчас по старинной форме в Италии. Подставка стоила недо­рого, и я ее продал. Как-то я ку­пил акварель девятнадцатого ве­ка. А оказалось – раскрашенную фотографию. Но раскрашенную тогда же и запакованную в бума­гу того же времени. Больше оши­бок у меня не было, потому что на блошиный рынок я иду не про-сто гулять, у меня в голове знания. Надо уметь видеть, да и вещи не молчат. Вот альбом – с виду барахло, но его застежки говорят о благородном происхождении. Или веер – кости, которые скре­пляют планки, уже ценность и то­же говорят о времени происхо­ждения. Как и кнопочка-скрепка внизу – только в XVIII веке их де­лали «бриллиантовыми».

У каждой вещи ведь есть ле­генда, и я знаю, как вы тщатель­но их документируете. А безы­мянные, «анонимные» вещи вы игнорируете?

Как правило, да. Я хочу со­хранять только вещи с историей. Я спрашиваю у моих даритель­ниц, как звали маму и папу. За­чем? Иначе это будет бессмыслен­ный предмет. А таким образом я могу это вставить в каталог, рассказать об истории предме­та. Я люблю не только обладать этими вещами, но и описывать их, фотографировать, общаться с ними. И я думаю, что их энер­гия потрясающа: мы чувствуем себя комфортабельно среди этих вещей, они нас приподнимают.

Ламанова, староста коммуналки

Есть совершенно легендарные вещи. Одна из моих приятель­ниц посоветовала мне обратить­ся к даме, мама которой была близкой подругой великой рус­ской кутюрье Надежды Ламановой. И она передала мне платье ее мамы, которое Ламанова по­шила для нее, для концерта. А не­давно я встретился с господином, который жил в квартире Надеж­ды Петровны Ламановой после ее смерти (она умерла в 41-м го­ду в Москве). А жила она на Осто­женке, ее дом сохранился, хо­тя там нет мемориальной доски. Жила она там с 1914-го по 1941 год, она была владелицей роскош­ной восьмикомнатной квартиры. После «уплотнения» у Ламановой осталось две комнаты. Любопыт­ные детали – к ней заселили мас­су жильцов и назначили ее старо­стой квартиры. И она, Надежда Петровна Ламанова, вела список по уборке: кто метет кухню! Жен­щина она была властная, жиль­цы ее очень боялись. И никогда не выходила на кухню без каблуков и без прически. И представьте се­бе, что этот милый господин оста­вил себе ее переписку, фотогра­фии, личные вещи, мебель, шкаф платяной. Но платья Ламановой и вышивки вынес на помойку.

Недавно в рамках «Черешнево­го леса» я экспонировал выставку, посвященную моде Голливу­да 30-х годов: там были личное платье нашей звезды в Голливуде Ольги Баклановой, которая уеха­ла из СССР в 25-м году и просла­вилась в Америке. Платье Лидии Смирновой из кинофильма «Моя любовь». Модельная обувь, сум­ки, шляпы, косметика, нетрону­тые пудры великих кутюрье свое­го времени – Эльзы Скиапарелли, Люсьена Лелонга, Чарльза Борта. Платье мисс России Марины Ша­ляпиной, дочери Федора Шаля­пина. Я сделал эту выставку вме­сте с Bosco di Ciliegi – потому что Россия должна видеть и гордить­ся тем, что ей принадлежит.

Ну хорошо, ведь все это заме­чательное добро просто просит­ся в музей. И вы способны все это отдать на выставку?

Нет музея моды, который бы имел постоянную экспозицию. Потому что платья ветшают на манекенах! Они выгорают от пря­мого воздействия света, на них падает пыль, они боятся освеще­ния – шелк истлевает гораздо бы­стрее только от тепла фонарей. Поэтому все музеи мира имеют сменную экспозицию. После про­ведения выставки вещи отдыха­ют в течение трех лет в темном по­мещении в горизонтальном виде. Их нельзя хранить на плечиках, потому что вес платьев прорыва­ет сами плечики. Я не думаю, что в русском музее моды, который, я надеюсь, когда-нибудь откро­ется, будет постоянная экспози­ция. Боже мой, я вам столько все­го рассказал – и все бесплатно!

Интервью Александра Васильева журналу «Moulin Rouge»